Могилев и ставка Верховного Главнокомандующего в дневниковых записях французского офицера

 

Особый статус Могилева как Ставки Верховного Главнокомандующего в годы Великой войны обусловил нахождение в нем не только российских военных, но и представителей союзных военных миссий. Дневниковые записи одного из представителей французской военной миссии — Пьера Паскаля являются уникальным источником о событиях, происходивших на
Западном фронте Российской империи, о будничной жизни в Ставке, передают атмосферу белорусских городов того времени. Этот эго-документ предоставляет возможность увидеть западные земли Российской империи во время Первой мировой войны глазами молодого французского лейтенанта, имеющего свой, «иной» взгляд на окружающую его действительность.
Пьер Паскаль (1890-1983) — лейтенант, представитель французской военной миссии, выпускник Эколь Нормаль, француз-католик, удостоенный соотечественниками ироничного титула «христианский большевик» [1]. После двух ранений, полученных на фронте, в апреле 1916 г. его направляют в Россию, в Петроград, сотрудником вспомогательного отдела второго бюро французской военной миссии, откуда почти сразу командируют в Румынию для обеспечения дипломатической переписки с Бухарестом. В июне 1916 г. граф де Шевийи, которому МИД поручил заниматься в Петрограде «пропагандой», затребовал лейтенанта себе в помощники.
По свидетельству Пьера Паскаля, миссия, направленная в Россию в 1916 г., была многочисленной по составу: «Офицеры Штаба и другие кадровые офицеры, артиллеристы, летчики, специалисты службы связи, шифровальщики и т. д., предназначенные делиться опытом, полученным во Франции с русской армией. Несколько мобилизованных гражданских, детттиф- раторов, деловых людей, светских и выполняющих самые разнообразные функции, для поддержания отношений в различных русских кругах, должны были писать в газеты и журналы, налаживать французскую пропаганду…» [2, с. 24; 3, р. 14].
В могилевскую Ставку Паскаль приехал в начале ноября 1916 г. «.Поезд высадил меня в 14 часов, как и предусматривалось в Могилеве. Ординарец командующего встретил меня со своей визиткой, я предъявил свой «документ», и мы отправились на автомобиле в Ставку, точнее, в гостиницу «Бристоль», где останавливаются иностранные атташе» [2, с. 130131], — так описывал свой приезд в Могилев француз. На следующий день Паскаль отправился знакомиться с русскими и иностранными военными, расположившимися в Ставке и «сумел бросить взгляд на город и на Днепр, над которым он доминирует с красивым видом на равнину» [2, с. 132]. Его первые впечатления от белорусского города далеки от восторга: «Могилев укреплен, по крайней мере, земляным валом. За пределами вала, в низине, еврейский квартал с печальными, низкими и темными домами, между которыми, однако, выделяются два или три храма. Говорят, что по причине праздника иконы Казанской Божьей матери все лавки были закрыты. Евреи говорят, в субботу вечером открывают на два часа» [2, с. 132].
Но по мере знакомства с городом, его жителями, дневниковые записи кардинально меняются: «Вернулся в 22 часа при ярком свете луны. Звездное небо, и почти теплая ночь: какое отличие от Петрограда! .Вот и вечерний чай, два стакана, четыре куска сахару и пироги. Чудесно!» [2, с. 134].
Будучи глубоко верующим человеком, в Могилеве он регулярно посещал костел: «Месса в костеле, возможно, бывшей униатской церкви, впрочем неплохой, с большим двором впереди» [2, с. 132]. Паскаль передает особую атмосферу, царящую в белорусских католических храмах: «Вышел вечером, […] и обнаружил польскую церковь освещенной. По дорожке в несколько шагов оказываешься во дворе. Церковь белая, небо ясное и звездное, и через портик между высокими колоннами видно сияние свеч алтаря. Такой вход красив. Шла вечерняя молитва; многочисленные верующие […]. Женщины, мужчины, бородатые крестьяне в полушубках мехом внутрь, кожей наружу, полицейские в форме. .Алтарь, украшенный еще к Рождеству, над ним освещенная картина, изображающая сцену рождения Христа. Кресло епископа поставлено слева. [.] Я ушел, когда погасли свечи» [2, с. 161-162]. Сравнивая Могилев с Петроградом, он отмечал: «Да, в Могилеве возникает впечатление, будто ты в католической стране; в Петрограде — в стране пребывания» [2, с. 161].
Другим интересным наблюдением стала для него вечерняя молитва в православной церкви: «Накануне Крещения (в Сочельник) побывал еще на одном завершении вечерней молитвы в понравившейся мне церкви […]. Слушал вечерню впервые после приезда в Россию. Пение довольно скверное, верующие внимательные, но хмурые даже при величании. Но при явлении Святых Даров, а стало быть, Спасителя, что священник восхваляет гимном, весь народ вышел из оцепенения в чрезвычайном подъеме, вопия свою веру и молитву [2, с. 163-164]». Впечатлило его и посещение русского монастыря, «где сохранилось столько следов в <архитектуре> здания и даже в песнопениях, которые я не вполне смог понять. На выходе полицейский дал мелочи согбенному нищему, отозвавшемуся благословениями. Русские не забыли, что завтра праздник; церковь была полна» [2, с. 163].
На следующий день Паскаль опоздал на мессу и уже после работы пошел с посмотреть церемонию освящения воды. «Увидел прежде всего лучезарное солнце на снегу и две цепочки солдат с медалями в меховых папахах вдоль дороги, нисходящей к Днепру. Во время прогулки я наблюдал чудесный закат солнца среди холмов, окружающих тот, на котором стоит город; внизу пригороды, гетто; деревянные, совершенно темные дома, печальное множество белых от снега крыш, столбы дыма. Небо было огненно-красным. Не знаю почему, думалось о жизни на войне.» [2, с. 163-164].
Довольно часто П. Паскаль пускался в рассуждения о «русской душе», отмечая, что у крестьянина нет ненависти к врагу. «[Робер] Пти, один из членов французской военной миссии, — писал Паскаль, — рассказывает, что в одной деревне некто встретил женщину с маслом. Он хотел купить, но она сказала, что оно для австрийских пленных. Он предложил более высокую цену, но она отказалась: «Они несчастные». А многие пленные, особенно славянского происхождения, добившись, чтобы их взяли в семьи, растворились среди населения» [2, с. 123]. Следует отметить, что это наблюдение и замечание в данном случае касалось «белорусской души» [4, с. 106].
Еще один случай, который поразил француза, произошел у входа в могилевский костел: «Утром, на выходе из мессы маленькая нищенка попросила у меня подаяния. Я хотел отстранить ее жестом. Она поцеловала мне руку, как поляки своим священникам. Только это была левая и в перчатке. Акт, несомненно, был необычный, поскольку я слышал, как удивляются люди позади. Пришлось ей подать<милостыню>» [3, с. 169].
Особое внимание французский лейтенант уделяет атмосфере и быту, царившем в Ставке, подробно описывая не только распорядок дня, но и ощущения от пребывания в Могилеве: «В 8.30 подъем, заботами моего ординарца…, который берет мои вещи, возвращается, открывает окна (9.10), и тогда надо вставать. Небо здесь ясное, голубое, чувствуется солнце. Мои окна выходят на заросли, двор засажен деревьями, где иногда хлопочут бородатые, покрытые шкурами люди. В 9.15 завтрак: кофе, молоко, сыр и масло. Затем жандармы приносят шифрованные депеши для перевода, новости от агентства и так называемую «секретную» информацию. Так до 13.30. Потом обед внизу.» Француз в мельчайших подробностях описывает все тонкости обеда в Ставке: «каждое блюдо дает место маленькой церемонии. За несколько минут до начала <обеда> офицеры входят и выстраиваются вдоль стен. Прибывает генерал Алексеев: утром он проходит вдоль первой шеренги и пожимает руку каждому; вечером — вдоль левой шеренги. Вновь прибывший при сабле и фуражке представляется ему на входе. Приветствуют также входящих, приветствуют и тех, кто уже прибыл. Наконец, генерал приветствует великого князя, ожидает какое-то время, потом садится. Садятся все. Генерал, великий князь и многие офицеры осеняют себя крестным знамением, равно как и вставая. Кушанья скорые, простые, подаваемые солдатами в белых блузах: два блюда, десерт, кофе. На столах есть вино, квас и вода. Через 35 минут после начала генерал встает, все выстраиваются у стен, и великий князь удаляется. Остальные выходят толпой. Русские офицеры покидают здание, чтобы пойти в свои кабинеты, иностранцы остаются. В зале есть бильярд, который показался мне посещаемым». До ужина, который начинается в 19.30 — время работы, чтение и дешифровка телеграмм.
Французский офицер не забыл упомянуть и о наследнике: «.в императорской ложе я заметил юного наследника <Алексея> между великими князьями. Он одет по-солдатски: короткие волосы, гимнастерка, выглядящая поступившей с какого-нибудь полкового склада, Георгиевский крест.. Царевич шаловлив. .Генерал Лагиш в день рождения наследника отправил ему поздравительную телеграмму со словами, что тот делает работу в Ставке радостной» [2, с. 135]. Посещает Паскаль и императорское кино: «Сегодня в могилевском театре для императорской Ставки кино: картины трагические, жанровые и комические, впрочем превосходные» и тут же француз восклицает: «Но вспомните же о войне!» [2, с. 133-134].
По мере приближения революционных событий 1917 г. настроения меняются не только в иностранных миссиях, но еще больше в солдатской среде: «Настроение в войсках плохое, чести не отдают. Однажды полковнику Першене один человек отдал честь. Удивленный, он задал вопрос, почему, и тот ответил: «Это допускается по личному мнению»[3, р. 111], — отмечал П. Паскаль.
Усилия союзной пропаганды разбиваются о чрезмерную озлобленность, недоверие к офицерам и нежелание продолжать войну, что отчетливо проявилось в дневниковых записях июля 1917 г. «В Гомеле собрали дезертиров, формируя «батальон 1-го марта». Их отправили на фронт: 1000 евреев разбежалось, прибыло только 290 русских» [2, с. 246]. Все очевиднее становится бесполезность пропаганды, осуществляемой французской военной миссией, и в июне 1917 г. Паскаля отзывают в Петроград.
Таким образом, дневниковые записи Пьера Паскаля являются ценным источником, поскольку отражают мироощущение французского офицера, оказавшегося в императорской Ставке. Его дневниковые записи позволяют посмотреть на Могилев военного времени глазами иностранца, с другими ценностями и стилем жизни, побывавшего в пекле войны, которого поражает контраст между абсолютной бездеятельностью офицерского состава и людьми, ежедневно рискующими своей жизнью на фронте.
Список литературы и источников
1.Данилова О. С. Пьер Паскаль — политический и духовный путь. По материалам французских архивов // Россия и Франция: XVIII-XX века. Москва, 2011. Вып 10. С. 221-242.
2.Паскаль П. Русский дневник: Во французской военной миссии (19161918). Екатеринбург, 2014.
3.См.: Pascal P. Mon journal de Russie: a la mission militaire fran5aise, 1916-1918. Lauzanne, 1975.
4.Слуцкая Л.В. Западный фронт на белорусских землях в годы Первой мировой войны по воспоминаниям французских офицеров // Homo Historicus 2016. Гадавш антрапалагічнай гіст. / пад. рэд. Аляксандра Смаленчука. — Вільня: Беларуси калегіум, 2016. — С. 97-110

Л.В. Слуцкая (Минск, Беларусь)
Белорусский государственный университет

Источник